Назад в дневник Пишет »Винер«
продолжение интервьюДетально обсудив с Юрием Шевчуком тему войны, журналисты взяли инициативу в свои руки. Лидер ДДТ давно не давал больших пресс-конференций, поэтому вопросов накопилось достаточно. Журналистов интересовало творчество Юрия Шевчука, что было сделано за последний год и что планируется сделать в ближайшем будущем. Не меньший интерес представляла гражданская позиция музыканта по различным вопросам, поскольку проблемы России не исчерпываются войной. Читай начало интервью здесь. Корр. Все-таки если бы не война, были бы эти концерты? Юрий Шевчук /Ю.Ш/ У меня шли переговоры, и я уже созванивался с друзьями - с музыкантами из Абхазии. В Осетию звонил, в Грузию. Мы хотели с ДДТ сыграть концерты мира, продолжить киевский тур. Уже были серьезные переговоры, но мы не успели. Конечно, вряд ли бы мы остановили военные машины… но хотя бы так стыдно не было. Хоть что-то бы попытались сделать, а мы, музыканты, можем только петь. Корр. Вы бываете за пределами нашей страны и везде высказываете свою политическую позицию. Вас не страшит, что ДДТ может снова оказаться под запретом? Ю.Ш. Вы знаете, меня ничего не страшит. Мне объяснили, что у нас в стране свобода слова. Я Конституцию читал, и я нашу Конституцию не нарушаю. Пусть мне объяснят, в чем я не прав. Что я плохого говорю. Я говорю в рамках нашей конституции, поэтому со мной будет спорить очень сложно. И запрещать нас тоже будет очень сложно. Наймем адвокатов. Мы просто так не сдадимся. Мы конституцию не нарушаем. Я не призываю к насилию, к ненависти, к войне, к геноциду, я не призываю ни к чему, чего бы запрещала наша конституция. Корр. В тоже время по Москве ползают слухи, что ряд телевизионных каналов внес ДДТ в черные списки. Ю.Ш. Нас в ящике нет? Ну и Бог с ним, с ящиком. Гастроли проводить нам не запрещают. Не было никаких звонков. Мы будем гастролировать. Мы собираем полные залы - народ относится к нам положительно. То, что нас нет в ящике, может это для приличного человека и нормально. Корр. А как прокомментируете слова Макаревича, что Шевчук сделал из протеста профессию?... А он /Макаревич/ своей лояльностью, наоборот, гордится. Ю.Ш. А я совершенно этим не горжусь. Очень сложно жить, гораздо сложнее, чем Макаревичу. Корр. Вопрос по поводу фестиваля Макаревича «Сотвори мир» в Казани. Уж очень похожа его концепция на ваши слова и призывы. Вас на него приглашали? Ю.Ш. Нет. Но я порадовался. Я честно порадовался, что Макаревич с друзьями сделал такой хороший фестиваль, где, кстати, пела и осетинская певица. Это было замечательно. Видите, не одни мы такие. Надо больше делать. Не обязательно делать всем вместе. Каждый на своем участке. Корр. БГ был. Ю.Ш. Замечательно. Я не думаю, что Макар и БГ будут за войну. Корр. Программа называется «Не стреляй!», и в тоже время большинство Ваших песен протестные и жесткие. Ю.Ш. Вы поймите, что существует война идей. Я за войну на уровне идей. Я не в одной горячей точки не взял в руки оружие. Это было бы ужасно. Я бы потом ни одной песни не смог написать. Я страдаю как и все. Но это очень важно для меня, для музыканта, для русского очкарика: очень важно быть там. Не только там, где хорошо, но и там, где плохо. Не только вертеться в бомонде, по клубам, но и там, где печально, где тоска и горе. Это очень важно. Я не вижу в этим никакой агрессии. Я вижу в этом полемику. Она есть, она должна быть. Если я буду со всем соглашаться, я перестану быть человеком. И Вы тоже не со всем согласны в этом мире. Я за политические споры, за человеческие споры, за дебаты, за дискуссии. Я за то, чтобы все имели право высказываться. Все, а не только какая-то часть: допустим, партия Единая Россия. Я хочу и другие партии услышать. Я хочу другие мнения слышать. Какая-то фишка пробежалась по стране - «Проект Россия». Там написано, что наш политический бомонд должен относиться к народу, как к малым, несмышленым деткам, кормить, давать им конфетки. Очень похоже на Древний Рим: хлеба и зрелищ, гладиаторские бои… футбол, Россия вперед, Дима Билан. Отлично, у нас все нормально. У меня в песне есть: «да, Россия встает на ноги, но что делать тем, кто остался без ног». Об этом не говорится, опять ложь, опять полуправда. А на войне полуправда – это та же ложь. А сейчас идет война, она всегда была: между добром и злом. Она всегда идет, есть и будет до страшного суда. Я вот вчера снимался в кино в Троице-Сергиевской Лавре и там один монах … Я спросил: «Ну, как батюшка, скоро конец света?». Он говорит: «Все к этому идет, конечно. Но на небесах праведников еще не хватает. Россия даст еще праведников, чтобы ангельская рать усилилась… и скоро будет, скоро». Батюшка мощный! Я, конечно, с ним не согласился. Но батюшка был в этом совершенно убежден, что скоро будет. Причем все об этом думают. Мне жалко детей наших: где они будут жить… убьют ли наших ребят. Действительно, сейчас вырастает поколение нерабское, бесстрашное. Не перебьют ли их всех в локальных конфликтах? Не изуродуют ли их какой-то новой политической диктатурой? Мне очень страшно за детей. А вот если бы дожили они до сорока, детки наши, может бы другая Россия была? Может у них не было бы таких комплексов, которые есть у нас. Корр. Вот Вы такой неравнодушный человек. А Вы не пробовали вступать в какой-то диалог с властью, работать в политических органах? Ю.Ш. Нет, при любой власти, я себя с ней не чувствую. При любой власти я вижу ее недостатки. И мне, кажется, основной закон для прессы тоже, говорить не о достоинствах, а о недостатках. Для этого прессу придумали, по-моему, на земном шаре. Чтобы пресса говорила именно о недостатках, а не аплодировала той или иной власти. Прессу для чего придумали? Власть говорит одно, пресса говорит другое - вот два мнения. Пресса всегда в оппозиции. А у нас я это что-то слабо замечаю. Есть, конечно, но очень мало. Корр. Раньше в советское время мы чувствовали себя все вместе. Была цензура и были блюзы. Сейчас говорим открыто, а единства нет. Ю.Ш. Согласен. Были блюзы, да были блюзы. У нас в классе /я родился на Колыме, потом жил на Кавказе/ были друзья и осетины, и кабардинцы, и балкарцы, и чеченцы… и до сих пор меня в гости в Нальчик зовут, я там десять лет прожил.. Да, было это. Корр. Нас так свобода слова рассорила? Ю.Ш. Не свобода слова нас так рассорила. В Нальчике в 1962 или 1963 году…. мама закрыла двери, а мне так хотелось на улицу! И шли танки, была страшная резня. Вошли войска /об этом никто не пишет/ и мы трое суток просидели в квартире. Я и сестра: нас не выпускали из дома. Была резня. Это всегда было, просто это давилось, и об этом не рассказывалось. Переселялись народы. Из Крыма в Сибирь, и так далее. Все было гораздо жестче, чем сейчас. И страданий, на мой взгляд, было больше. Дедушка Сталин все разрулил. Национальный вопрос был закрыт в свое время. Кстати, мы именно от его политики страдаем до сих пор, потому что Сталин занимался национальным вопросом. Он считал себя в этом великим знатоком и теоретиком: расселял народы нашей многострадальной родины… он столько дров наломал, что мы до сих пор расхлебываем. Конечно, мы расхлебываем те ошибки. Трагические ошибки. Корр. Газета Коммерсант. Два вопроса, один короткий… Ю.Ш. /иронично/ Первый, как Вы относитесь к Земфире, и второй – как вы относитесь к Земфире…. Хорошо. Корр. Первый: будет ли завтрашний концерт коммерческий или будет благотворительный? Ю.Ш. Он будет коммерческий, но мы приглашаем и грузинскую, и осетинскую сторону, и украинскую. Часть гонораров уйдет на это. А часть гонораров /мы с ребятами посоветовались и вместе решили/ уйдет жителям Цхинвале и грузинских деревень, пострадавших от этой войны. Корр. Второй вопрос: насколько я знаю, с Нино Катамадзе были трения, споры ехать ли вообще в Россию или нет. Потому что многие ее музыканты и их семьи пострадали. Вы сыграли свою роль в том, чтобы убедит их? Ю.Ш. Да, у меня был разговор с барабанщиком - я с ним целую ночь говорил. Философски говорили. Я его убедил приехать. Так же и с осетинами. Все это не просто. Но надо в данной ситуации мыслить глобально. Это очень важно. Корр. Вы можете говорить сколько угодно, что Вы просто музыкант, который говорит, что думает. Но вы невольно занимаетесь политической деятельностью… Ю.Ш. Не, я не политик. Корр. Вы не политик, но Вы таковым стали, в определенной степени. Как Вы себя ощущаете в этой ипостаси? И второй вопрос чисто музыкальный насчет планов нового альбома. Ю.Ш. Я со второго начну. Мы много гастролировали, ездили. Кстати, в Таллинне был очень хороший концерт, тоже за мир, и дружбу, и любовь, таллиннская группа очень хорошая. И мы должны были с сентября уже работать над новым альбомом, но в августе случилась эта трагедия, и мы работу над новым альбомом отодвинули. Я молю Бога, чтобы ничего больше ужасного не случилось, чтобы с октября все-таки началась эта работа. Чтобы мы занялись своим непосредственным делом, то есть музыкой, потому что идей много. Мы завтра что-то сыграем чуть-чуть, но это все еще сыро. Я понимаю, что нужно новое давать, и завтра в том числе. Что-то мы сыграем. Мы готовим новый альбом, и на этом наши гастроли прекращаются, до следующей поздней весны. Я надеюсь на это. А насчет политики – не политик я. У меня даже нет никакой политической программы. Я как гражданин размышляю и говорю чисто как гражданин. Корр. Тогда такой вопрос. Вы сказали, что все политические деятели сейчас мелки. А кто тогда для вас в прошлом, в современности… кумир нехорошее слово… человек, которого вы бы похвалили? Ю.Ш. Ганди, Кеннеди… много, много. Рихард Зорге. Серьезно, большой политический деятель, моя мама его обожает, и с детства все время мне про него рассказывала. И для меня был дедушка Рихард Зорге. У меня мама художник была, она даже его портрет начала рисовать. И для меня он такой большой, хороший политический деятель. Да, без всякой иронии. Дедушка Зорге. У многих Ленин дедушка, а у меня Рихард Зорге. У Путина, наве
