В.П. Белянин ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ШОК (Rusistica Espanola. Научный журнал по проблемам русского языка и литературы. N 5 , 1995.- Мадрид) Преподавателям иностранных языков и культурологам хорошо известно понятие культурного шока (cultural shock) как состояния удивления учащегося или даже непринятия им фактов культуры изучаемого языка (Rivers 1968 ,264). Возникая по причине несовпадения культур, культурный шок является следствием неполной аккультурации учащегося, незнания или непонимания им норм новой для него культуры. Культурный шок исчезает по мере знакомства с чужой культурой, по мере того, как забывается своя культура, с элементами которой происходит сравнение новых фактов. В межкультурном общении существует ещё одно явление, о котором написано гораздо меньше. Это явление следует по аналогии с культурным шоком назвать лингвистическим шоком. Лингвистический шок можно определить как состояние удивления, смеха или смущения, которое возникает у слушающего при общении с носителем иностранного языка, когда он слышит в иноязычной речи языковые элементы, звучащие на его родном языке странно, смешно или неприлично. Говоря о том, что нечто звучит странно, мы должны оговориться, что это общее отношение человека, не говорящего на иностранном языке к чужому для него языку. Так, Дж.Свифт пишет о том, как Гулливер оценил язык народов лошадей: "Произношение у гуингнгмов - носовое и гортанное, из всех известных мне европейских языков он больше всего напоминает верхнеголладский или немецкий, но он гораздо изящнее и выразительнее" (Свифт 1955 ,306). Оценка языка как изящного или грубого происходит независимо от сознания слушающего и является аспектом его общего оценочного отношения к миру, проявляемого в данном случае по отношению к языковым фактам. Слова, являющиеся для русского благозвучными, приятными для слуха, как правило не отмечаются в коллективном языковом сознании как отдельные элементы. Чаще как благозвучный, приятный для слуха характеризуется язык в целом (напр., французский, испанский, английский, вьетнамский, китайский, хинди, суахили для русских). Что же касается отдельных слов, то их благозвучие может быть никак не связано с их семантикой, или даже наоборот, слова неприличные могут звучать для русского благозвучно. Так, сочетание английских слов constupation and diaria (что в переводе на русский означает запор и понос) звучит на редкость благозвучно. Также приятно звучат для русских и литовские слова типа saspraudas (по-русски скрепки). Можно предположить, что итальянец Калиостро покорил Москву и Санкт- Петербург ХIХ века ещё и тем, что его имя звучало для русских не только благозвучно, но и таинственно. В свою очередь, неприятными языками для русских могут оказаться арабский, корейский, пушту, в некотором отношении татарский и немецкий. Смеховой эффект в отношении иностранного языка возникает в тех случаяхравило не отмечаются в коллективном языковом сознании как отдельные элементы. Чаще как благозвучный, приятный для слуха характеризуется язык в целом (напр., французский, испанский, английский, вьетнамский, китайский, хинди, суахили для русских). Что же касается отдельных слов, то их благозвучие может быть никак не связано с их семантикой, или даже наоборот, слова неприличные могут звучать для русского благозвучно. Так, сочетание английских слов constupation and diaria (что в переводе на русский означает запор и понос) звучит на редкость благозвучно. Также приятно звучат для русских и литовские слова типа saspraudas (по-русски скрепки). Можно предположить, что итальянец Калиостро покорил Москву и Санкт- Петербург ХIХ века ещё и тем, что его имя звучало для русских не только благозвучно, но и таинственно. В свою очередь, неприятными языками для русских могут оказаться арабский, корейский, пушту, в некотором отношении татарский и немецкий. Смеховой эффект в отношении иностранного языка возникает в тех случаях, когда нейтральное по значению слово одного языка омонимично слову родного языка, обладающему совершенно другим значением. Так, персидское (фарси) кефир соответствует русскому неверный; турецкое слово kulak по-русски значит ухо; турецкое bardak по-русски значит стакан. Такого рода межъязыковая омонимия описана в лингвистике в своём "слабом" варианте как проблема "ложных друзей переводчика" (Дубичинский 1993). Смешно также звучат слова, имеющие созвучие с не совсем приличными словами, особенно если они конфликтны по смыслу со своим иноязычным омонимом. Например, упоминание о том, что в Министерстве образования Пакистана российскую делегацию встречал доктор Дурани, вызывало в русской аудитории улыбку в силу созвучия со словом дурак и принадлежности этого имени человеку со статусом доктора. Наибольшее же количество примеров может быть приведено в отношении слов, которые звучат на других языках так же, как неприличные слова на русском языке. При том, что большому количеству людей не нравятся неприличные слова и они заслуженно вызывают негативную эмоциональную реакцию, языковое сознание отмечает их как необычные и они запоминаются и воспроизводятся человеком как нечто особое в межъязыковом общении. Возможно, что именно табуированность определённых слов в русском языке (по состоянию на 1995 год в России ещё имеется непечатня лексика) способствует их запоминанию, делая возможным для человека произнести якобы как иноязычное то, что на родном языке сказать неприлично. С филологической точки зрения изучение таких явлений подобно изучению сорняков, которые для биолога имеют н меньшую ценность, чем розы. Не имея намерения эпатировать или "скандализировать" научную общественность, приведём примеры. Наиболее неприличными могут считаться совпадения иноязычных слов с русскими названиями половых органов. Так, на суахили: huyu = этот; huyo = тот самый; русское слово идиот звучит по-венгерски huye [хюэ]; по- латыни huyus означает этот. По- турецки: [хуй] - характер; [бизда] - у нас; [манда] = бык; [хер] = каждый; неприлично звучат слова ливанского гимна: [Я белади] - Мой край родной (беладь - моя страна; белади - страны). Корейское алло [ёбосё] и подготовительный факультет [еби хак пу] шокируют русских. Португальская фраза Yo trajo traje (Я принёс костюм) может также поразить русского слушателя неожиданным сходством с неприличным глаголом трахать. Достойным включения в сборник лингвистических анекдотов оказывается случай с женой советского посла в одной из арабских стран, когда она попросила таксиста довезти её до дома номер 11 на нужной ей улице. Подъезжая к дому, таксист решил переспросить, одиннадцатый ли номер дома ей нужен, что на диалекте прозвучало как [Раком дашь?] (где [ахад-ашер] - одиннадцать было сокращено до [дашь]) с интонацией, соответствующей русскому вопросу. Жена посла была напугана этим вопросом, прозвучавшим как русское сексуальное домогательство. Пожалуй, самым неприятным моментом в общении лиц, принадлежащих разным культурам, может служить неблагозвучность имени одного из них для другого. Если пример с доктором Дурани может вызвать лишь улыбку, то японское имя Ебихара (здесь есть корневая основа в том числе и нецензурного глагола харить) может очень помешать его носителю в России. Так, по наблюдениям В.Елистратова (1 992) в грузинском имени Гамсахурдия выделялся слог - ху-, что делало для некоторых любителей языковой игры это имя эвфемизмом полового органа. Отмечаются речевым сознанием как не совсем приличные и испанские имена Хулио Иглесиас (певец), Сиси (имя героини в мексиканском в телесериале). Известны даже факты смены имени у китайцев при общении с русскими. Есть пример и того, как болгарин с обычной болгарской фамилией Какалов вынужден был поменять фамилию перед полётом в советском космическом корабле (см. также Сорокин 1978). Существенным аспектом лингвистического шока является то, что непривычное или неприличное созвучие слышится не только тогда, когда имеется сегментное соответствие (слог - слог; слово - слово), но и в том случае, когда такого соответствия нет. Так, в английской фразе Who is absent? (Кто отсутствует? - традиционная фраза советского преподавателя на уроке английского языка) такое "непристойнозвучие" возникает на стыке слов. Для иностранцев в русском языке тоже встречаются языковые факты, которые кажутся им смешными или неприличными. Самый известный пример из этой области связан с названием автомобиля "Жигули", созвучного gigolo (по-русски сутенер). Именно это явилось причиной того, что эта машина имеет для европейского рынка второе название - "Lada". Другой не менее известный пример может быть заимствован из кинофильма "Механический апельсин": хорошо > horror show > шоу ужасов. Там же есть пример с русским словом деньги (которое созвучно английскому deng - дерьмо). Смеховой эффект в таких случаях возникает за счёт того, что весь контекст остаётся инокультурными, и как правило, серьёзным, а какое-то отдельное слово как бы становится несерьёзным. Так, у англичан название фильма и произведения "Щит и меч" вызывало недоумение в силу созвучия слов щит и shit (по- русски дерьмо). Для китайцев русское слово тамада звучит как грубое ругательство. Если русских шокирует то, как подзывают кошку испанцы (pis-pis созвучно словам, говоримым русским детям в целях стимулирования их мочеиспускания), то арабы могут вспомнить случай, когда советский генерал на официальном приёме, увидев кошку, решил позвать её по- русски ("Кис-кис" созвучно арабскому глаголу сексуального действия). Русское подтверждение слов англоговорящего "Факт!" будет звучать для него неприлично в силу созвучия с нецензурным, хотя и распространённым выражением (Fuck it!). Аналогично, спрашивать испаноговорящего студента на занятии русского языка в соответствии с заданием учебника "Старт" (на отработку конструкции быть + кем) "Ты хочешь быть моряком?" будет явно неприлично (в крайнем случае слово моряк должно быть заменено на матрос). При том, что лингвистический шок возникает чаще всего именно при общении с иностранцами, немало свидетельств и того, что слушающий может быть шокирован языковой формой родной речи.
